Иван встал, подошел к окну и выглянул на улицу. Кажется, все как всегда…
Он запустил руку за батарею, пошарил там и выудил старую, потертую барсетку. Дунул на нее – вспорхнуло облачко пыли. Иван присел к журнальному столику, вжикнул молнией. Вытащил заклеенный скотчем конверт, маленькую открытую кобуру с торчащей наружу деревянной рукояткой и плоскую коробочку. Он достал из кармана складной нож, открыл короткий клинок и вскрыл конверт. Там лежала нетолстая пачечка денег – доллары, евро, рубли. Не глядя, он разделил пачку пополам, сунул в нагрудные карманы рубашки. Туда же, в нагрудный карман, положил плоскую коробочку. Он расстегнул ремешок кобуры, вытащил короткий двуствольный «дерринджер». Большим пальцем нажал на рычаг затвора. Блок стволов откинулся, обнажив донышки патронов. Иван подумал: в сущности – хлопушка. Годится разве что отбиться от шпаны. Но другого нет… Он захлопнул стволы, сунул пистолет в карман куртки. Кобуру сунул в другой карман.
Иван обвел взглядом комнату. В этой квартире он прожил семь лет – мать подарила, когда он ушел со службы. К тому времени мать уже давно выставила отца и жила со своим новым трахалем – брутальным красавцем моложе ее на двенадцать лет. А тут вернулся Иван. Жить ему было негде, и он, конечно, поселился у родной мамы. Вскоре стало понятно, что он мешает матери наслаждаться жизнью. Да и ему самому было противно слушать стоны матери каждую ночь – молодой трахаль честно отрабатывал свой кусок сытой жизни… В общем, мать расщедрилась и купила Ивану эту квартиру. Всем – Ивану, матери, трахалю – было понятно, что мать купила не квартиру для сына, а комфорт для себя. Иван быстро переехал в эту однокомнатную конуру на Гражданке. И ему здесь понравилось. С тех пор утекло много воды и район потихоньку превращался в гетто…
Иван поднялся – пора. Он повесил на плечо рюкзак, вышел в прихожую и прильнул к глазку. Несколько секунд рассматривал лестничную клетку, потом долго вслушивался. Кажется, все спокойно… Он вышел из квартиры, аккуратно прикрыл дверь и вытащил из кармана ключи. Потом подумал: зачем, собственно? Навряд ли он сможет когда-нибудь вернуться сюда… А если сможет, то это произойдет не очень скоро. Иван усмехнулся и пошел по лестнице вниз.
Он вышел из подъезда, остановился. Шаман в голове молчал. Был солнечный и ветреный день. Ветер гнал пыль, прошлогодние листья и мусор. Делая вид, что прикуривает, Иван осмотрелся. В помойке рылись бомжи, на них тявкали две собачонки. Собачонки эти крутятся здесь постоянно и считают бачки своими. У ларька сидели на корточках трое понятного типа мужиков, пили пиво, гоняли по кругу самокрутку. Ветер доносил запах конопли… В стороне, возле «Волги» без колес, стоял Боря-в-Авторитете, смотрел по сторонам. В-Авторитете увидел Ивана, подошел:
– Здорово, Иван. Я в авторитете.
– Я знаю, Боря, – ответил Иван. – Уважуха.
Он пожал Боре руку и угостил его сигаретой.
Боря расцвел:
– Будут какие наезды – ты только скажи, брат. Я всех завалю на глушняк… У меня, брат, – Боря значительно подмигнул, – тэтэха есть.
Иван понимающе кивнул, сказал:
– Спасибо, Боря. Тэтэха – это круто. Уважуха. Если будут проблемы – обращусь к тебе.
Когда-то Боря действительно был крутым пацаном. Потом загремел по вымогалову, получил пятерку. Отсидел, вернулся. Пока сидел, тут многое переменилось, а Боря этого не понял. Он опирался на старые понятия, а его избили подростки. Били бейсбольными битами. Били так, что у Бори раскололся череп. Вот после этого он и стал Боря-в-Авторитете. Иван дал ему закурить и пошел прочь.
– Ты только скажи мне, брат! – кричал Боря вслед. – Ты слышишь, брат? Не забудь.
Иван уходил, сжимая в руке рукоятку пистолетика.
– Я в авторитете, брат… я в большом авторитете! – кричал Боря.
Иван прошел около километра, свернул во двор и присел на скамейку… Ну вот, уйти тебе, кажется, удалось… А что дальше? Куда теперь? К матери? Но к ней к первой придут. Как только меня установят – а теперь непременно установят, это всего лишь вопрос времени, – так к ней и нагрянут. К матери нельзя. К Лизе? Нет. Нет, ни в коем случае… А кто еще? К кому можно обратиться за помощью?.. Иван вытащил из кармана телефон, открыл «записную книжку», начал «листать». Саня Иванов? К черту. Саня – мужик неплохой, но трепло и бухает крепко… Колян? Колян тоже бухает… Мухин? Когда-то был надежным парнем. Абсолютно. Да ушел в бизнес. У него теперь разговоры только про бабло. А если человек все меряет баблом, то… В общем, нельзя к нему… Серега Слон? Слоняра – человек. Слоняра всегда поможет. Да только он осел в своей Сорта-вале, до него еще доехать надо… А больше и нет никого. Ни дальних, ни ближних.
Иван положил телефон в карман. И вдруг пронзительно четко осознал, что ему действительно не к кому обратиться за помощью. Это было страшное открытие.
Он сидел на скамейке, курил. Был солнечный день. Ветер гнал легкие перышки облаков по небу, а по асфальту мусор, маршрутки и маленькие пылевые смерчи… Иван осмотрелся. Сушилось белье на веревках. Громко кричали смуглые дети в песочнице. За ними присматривала толстая усатая женщина в ярком хи-джабе. Она сидела на качелях, покачивалась. Качели скрипели.
Ивану стало тошно… тошно, тошно. Он прикрыл глаза, как делал это в детстве, когда хотел спрятаться, отгородиться от внешнего мира. Но, как и в детстве, отгородиться не удалось. Мир присутствовал в виде звуков. Сигналили маршрутки на проспекте Науки, кричали на своем языке дети в песочнице, скрипели качели под толстым задом тетки в хиджабе, звонил телефон… хлопнула дверь подъезда, залаяла собака, завизжали тормоза на проспекте… и звонил телефон… Иван понял, что телефон звонит у него. Он открыл глаза, несколько секунд размышлял: ответить или нет? – и вытащил аппарат из кармана. Он посмотрел на дисплей: конфликтный номер. Ну что – ответить? Телефон надрывался, Иван нажал кнопку и поднес аппарат к уху.